Лицо пожилой хозяйки было щекасто-обрюзгшим и очень бледным. Я поглядел на седые, с примесью хны, волосы, серые брови, очки в дешёвой пластиковой оправе, шерстяное, цвета пыли, платье с шалью на поникших плечах. С виду ей было лет семьдесят.

– Примите мои глубочайшие соболезнования… – Балыбин обнял бледный комок её сцепленных ладоней. – Мы здесь, чтобы разделить ваше горе… Невосполнимую утрату, – участливо взялся за работу. – Поделиться, так сказать, с вами нашим сочувствием и теплом… – снова деликатно тронул.

Я догадался, зачем Балыбин натирал руки – он их разогревал для таких вот “тёплых” прикосновений.

– И, разумеется, чтобы взять на себя все тягостные хлопоты предстоящих похорон. Где мы можем поговорить?..

– А вы шустро сориентировались! – воскликнул неприветливый женский голос – помоложе и позвонче. Из комнаты вышла женщина. В зелёной кофте, наброшенной поверх платья или халата. Нестарая, но утомлённая. Скуластая, с тонкими губами, сигаретой. Смерила Балыбина презрительным, как у давно разведённой женщины, взглядом.

– Наш долг – приезжать вовремя, – грустно ответил ей Балыбин. – Когда в нас нуждаются.

– Рита, – негромко простонала пожилая, – не кури тут, ради бога, у меня от дыма голова кругом…

– Мама, ты б документы лучше у него попросила!

– Конечно, – мягко спохватился Балыбин. – Вот удостоверение, – что-то протянул. – И мои глубочайшие соболезнования…

– А в дверях кто? – интересовалась подозрительная Рита.

Выдержанный Балыбин без спешки оглянулся на меня.

– Тоже наш сотрудник, – сказал, будто удивился вопросу. – Он снаружи подождёт.

Я, пятясь, вышел и закрыл за собой дверь. Замок защёлкнулся, но мне подумалось, что так правильней. Без звонка теперь никому не проникнуть в квартиру. Хотя, судя по всему, претендентов на покойника не наблюдалось.

Я спустился на пролёт ниже, поглядел, насколько хватало обзора, в окно. Внизу, где раньше пыхтела милицейская машина, виднелся серого цвета покатый кузов. И женатые дети по-прежнему кружили возле горки и качелей.

Я постоял, изучая щербатые ступени с красной выцветшей окантовкой, стены, снизу ядовито-зелёные, как школьная доска, все в мелких царапинах, похожих на прописные буквы. Из читаемого было только размашисто-безымянное “лох”. Окажись здесь Купреинов, он наверняка пошутил бы, что это вселенная говорит со мной.

Снова поднялся наверх. За дверью напротив раздался гулкий кашель. Вышел, шаркая клетчатыми шлёпанцами, запойного вида пожилой дядька в трениках и флисовой курточке, тощий и всклокоченный, с жилистой шеей. Он почмокал провалом беззубой щеки, спустился вниз к подоконнику. Торопливо, очень вонюче покурил. Поднимаясь, спросил:

– В девятую “скорая”? К Сергеичу, что ль?

– Ага, – сказал я. – Умер час назад.

– Отмучился, значит… – он перекрестился в лаконичной, “век воли не видать”, манере.

– А мучился? – спросил я.

Мужик, тряся головой, раскашлялся, несколько раз хрустко засадил себе кулаком в грудь.

– Не, это я к слову сказал. Он присмотренный был… Надо будет зайти, пособолезновать. А ты, выходит, на труповозке работаешь?!

– Можно и так сказать.

– И как? – он оживился, радуясь разговору.

– Нормально, – ответил я бывалым тоном.

– Не страшно?

– Не…

– Платят нормально?

– Обычно…

Щёлкнул замок. На порог вышла скуластая Рита с незажжённой сигаретой. Черты лица её, островатые, рубленые, были, в общем-то, привлекательными, только кожа выглядела неухоженной и светлые волосы давно пустили тёмные корни.

Пьянчуга торжественно, точно произнося тост, сказал:

– Говорю, что соболезную вам очень! Хороший был человек Илья Сергеевич! Если надо помочь, сходить, там, за продуктами или ещё чем, – он непроизвольно облизнулся, – необходимым…

Рита сухо отказалась:

– Дядь Паша, спасибо, конечно, но давай потом.

– Да я ж без мыслей, чисто по-соседски, по-человечески… – мужик ретировался за дверь и уже там истерично раскашлялся.

Зажигалка побрызгала искрами. Вспыхнул наконец огонёк. Рита жадно, тягуче затянулась, пустила дымок:

– А я и правда думала, что дед у нас вечный. Девяносто шесть лет… – проговорила, задумчиво стряхивая пепел между перил.

– Мне очень жаль, – сказал я.

– Да бросьте, – она посмотрела с неудовольствием. Из рукавов кофточки вылезли худые зеленоватые запястья с голубыми жилками. – Даже мне почти всё равно. А вам так и подавно…

Следующую минуту она молчала, потом зло потушила окурок, уронила его в проём.

– Вы ведь совсем молодой. Не тошно в похоронной команде?

– Кто-то же должен этим заниматься.

– Вам сколько, простите, лет?

– Двадцать один. Почти.

– Ничего не понимаю… – она подняла свалившуюся на лицо прядку. Вдруг, вспылив на непослушные волосы, нервными, зализывающими движениями убрала их за уши. На приоткрывшейся шее показалась бабочка – художественная помесь “павлиньего глаза”, крапивницы и махаона. Честно говоря, меньше всего я ожидал увидеть у хмурой Риты татуировку.

– А вы где работаете? – спросил я.

– Продавец-консультант в отделе парфюмерии. Но заканчивала пед… А чего вы здесь топчетесь? – она достала из кармана кофты связку ключей. – Может, зайдёте?

– Там и без меня всё сделают как надо… – я попытался было сложить руки на груди, но помешала дубинка в левом рукаве.

– А я уж подумала, что из-за запаха. Или это только мне одной кажется, что в доме пахнет покойником?

Вставила ключ и повторила:

– Да не стойте, проходите… Может, чаю?

– А можно туалетом воспользоваться?

– Легко…

В прихожей горела неяркая, сеющая морковный свет лампа. Под овальным зеркалом на дорожке, точно лодки в перегруженной гавани, грудились туфли, ботинки, тапочки. В щели между вешалкой и тумбочкой, выставив телескопическую ногу, стояла трость с коричневой ручкой и стоптанным наконечником.

Я вдохнул воздух квартиры. Пахло разогретой на масле едой, вещами, сигаретами.

– У вас татуировка, – сказал я Рите.

– Ага… Дед ужасно злился из-за неё, – Рита угрюмо улыбнулась, но верхняя губа при этом сморщилась и задрожала, будто она собиралась заплакать. – Туалет налево, первая дверь…

Из гостиной доносился негромкий, но очень внятный приказчицкий говорок Балыбина:

– Анна Ильинична, давайте продолжим с десятого пункта договора. Доставка покойного в пантеон…

– Это что такое?